Пагуба - Страница 22

К оглавлению

22

Смотритель вздрогнул и словно начал расти. Плечи его раздались, живот подобрался, черный потасканный балахон распахнулся полами плаща, и перед ишей встал кто-то вроде Далугаеша, только в тысячу раз ужаснее и холоднее. Ирхай еще успел разглядеть мертвенно-белое лицо, которое обрамляла черная линия коротких волос и черты которого подчеркивали темные брови и щетина пробивающихся усов и бороды, как вдруг он услышал одно слово и замер, потому что слово пронзило сердце старика и заставило его остановиться.

— Пагуба.

И через долгую, томительную секунду:

— Или Кир Харти. До конца лета.

Глава 4
СВАДЬБА И ПОХОРОНЫ

Человек с неразличимым лицом подходил все ближе и ближе, пока не ухватился за деревянные бортики кроватки и не наклонился так близко, что Лук почти сумел разглядеть его глаза, хотя лицо по-прежнему оставалось неразличимым. И в тот самый момент, когда Лук, которого тогда еще звали Кир, почти разглядел глаза незнакомца, тот отпрянул, словно младенец не должен был разобрать даже глаз, открыл рот и закричал почему-то по-петушиному. От крика петуха Лук и проснулся. Минуту лежал с закрытыми глазами, пытаясь сообразить, откуда на балаганной площади петух, или одна из трупп сподобилась прикупить пернатого горлопана в птичьих рядах, и вскоре поплывет над повозками и шатрами аромат куриного бульона, но затем происшедшее в последние два дня накатило, поволокло и снова опустило парня если не в сон, то в размышления и воспоминания.

Харас встретил Лука и Негу в полусотне шагов от городских ворот. Ни слова не говоря, едва приметно махнул рукой и пошел в сторону пристани, показав на правой руке два раздвинутых в стороны пальца. Лук, с трудом сдерживавший колотившую его дрожь, с досадой обернулся на заплаканную Лалу и кивнул Неге. Та скривила краешек губы и двинулась вслед за Харасом, покачивая на локте подобранную в доме кузнеца корзинку, словно юная служанка, которую отправили в рыбные ряды за свежим уловом к вечернему столу, а она не прочь и на рыбку полюбоваться, и на украшения, и на сладости, да и вообще провести выдавшиеся минутки с наибольшей пользой для беззаботного девичьего естества.

Часы на башне проездных ворот заскрипели и тягучим звоном отметили два часа пополудни. Из-за дверей караулки, позевывая, выбрались стражники, которые запускали Лука и Негу в город. Их раздраженные сменщики, которых было втрое больше против обычного, к счастью, не обратили никакого внимания на порознь выходивших из города двух девчонок с хозяйственными корзинами в простеньких льняных платках, одна из которых не так давно ревела, скорее всего, из-за устроенной хозяйкой взбучки, да молодого паренька с мешком, из которого торчали косовицы и серпы на продажу и какое-то тряпье на выброс. «Успели», — подумал Лук и взял за руку Лалу, судя по всему едва стоявшую на ногах.

— Реветь можешь сколько угодно, но от меня не отставай. Через час, если не раньше, тут сотня ловчих будет тебя искать. Потом, может быть, и до нас доберутся, но сначала до тебя. Если что, ты моя сестра. Поняла? Нет? Тогда лучше не говори ничего. Притворись немой. Сможешь?

Девчонка судорожно закивала, и слезы снова слепили ее рыжие ресницы.

— Вот ведь… — вздохнул Лук, зажмурился, снова задрожал, вспомнив то, что произошло во дворе кузнеца, и потянул Лалу вслед за успевшей отдалиться Негой.

До конца ярмарки оставалось два с половиной дня, но, словно предчувствуя ее окончание, и продавцы, и покупатели лишь усиливали торговый раж, выражавшийся во взаимной ругани, неуемном бахвальстве, крике, ударах по рукам, звоне монет и во всем том, без чего ярмарка — не ярмарка. Солнце понемногу клонилось к западу, отчего блестящая истаивающая с утра зеленым Хапа теперь казалась тяжелой и бескрайней серой лентой. Хотя край у нее имелся, отмечая неровной линией противоположный берег реки. Но народ мало обращал внимания на окутанный дымкой Дикий лес, куда как интереснее было рассматривать корабли и кораблики, облепившие пристань и даже тыкающиеся носами в известковый берег, во временные, наскоро сколоченные мостки и друг в друга, выстраиваясь нос к корме едва ли не до поднимающейся из воды северной башни Хилана. В ноздри шибало запахом рыбы и тины, под ногами хрустели раковины, тут же попыхивали жаром коптильни, на которых приобретали неповторимый вкус тушки свежевыловленного сома. И здесь же продолжалась торговля всем подряд: и одеждой, и кожей, и веревками, и сладостями, и горшками, и птицей, и еще чем-то. Что уж говорить о коробейниках со всякой мелочью, если тут же топтался сонм брадобреев, которые чуть ли не посредине толпы готовы были каждого избавить от бороды, и шевелюры, и бородавок, и вросших ногтей? А уж как шкварчали пирожки на жаровне у слободских пекарей! В другое время Лук бы захлебнулся слюной, теперь же он с трудом сдерживал тошноту. С раздражением парень оглянулся на Лалу, которая тащилась за ним с отрешенным видом приговоренной к казни, и снова едва не столкнулся с Харасом.

И пяти минут не прошло, как тот мелькнул у ворот Хилана в привычной рубахе и портах, и вот уже он оказался одет в какую-то потертую, с пятнами смолы куртку, на плече у него висела рыбацкая сеть, а в руке подсыхал черный от воды багор. Харас окинул взглядом заплаканную спутницу Лука, сдвинул на лоб широкополую обвислую шляпу, вздохнул, взял девчонку за руку и потянул за собой к желтым шатрам, которыми заканчивались тянущиеся от самой потешной площади ряды с тканями, одеждой, обувью и не слишком дорогими украшениями, на которые копят медяки целый год почти все хиланские девушки на выданье.

22